ХРАНИТЕЛЬ ЛУКОМОРЬЯ

Сегодня в России празднуется Пушкинский день. 6 июня 2020 года исполняется 221 год со дня рождения Александра Сергеевича Пушкина. Сегодня мы хотим опубликовать отрывок из повести Михаила Дудина «Хранитель Лукоморья». В ней он рассказывает о Семене Степановиче Гейченко, уникальном и легендарном директоре Пушкинского музея-заповедника. Семен Гейченко во время Великой Отечественной войны был на фронте, получил тяжелое ранение. Сразу после окончания войны был назначен директором Государственного музея-заповедника в Михайловском. Война и немецкие оккупанты пушкинские места не пощадили. Многое было сожжено, осквернено и разграблено. Семен Гейченко по сути воссоздал музей, став почти на полвека истинным и бессменным хозяином, хранителем Пушкиногорья.
«Удивительными людьми держится мир, его история, его культура. Удивительные люди встречаются не часто, но всё-таки встречаются, и от общения с ними, от их присутствия в нашей жизни хочется жить, делать, верить, тратить себя полней и целесообразней, вглядываться внимательнее в души людей, находить в них искры творческого начала и приобщить их к общему свету.
Это правда: не место красит человека, а человек место. Но иногда и само место очарованием своим благородит человека, делает его лучше, выше, значительней. Это — обоюдная взаимосвязь.
Прекрасны в северо-западной полосе России пушкинские места — эта древняя земля, густо засеянная костьми и политая кровью доблестных битв наших предков. Есть в этих бесконечных холмах и курганах, поросших сосновыми перелесками и березовыми рощами, заглядывающими в тишайшие воды бесчисленных озер западных отрогов Валдайской возвышенности, особая умудряющая и уравновешивающая человека красота.
Эти места когда-то очаровали нашего Пушкина, а он очаровал ими нас в своих стихах.
Не будь в судьбе Пушкина Михайловского, у нас, наверно, не было бы того Пушкина, которым мы дышим с детства.
Рядовой минометного расчета Семен Гейченко не дошел до Пушкинских Гор и не участвовал в боях за эту святую землю.
Его тяжело ранило под Новгородом. Форсировать Великую и Сороть, штурмовать Тригорское и Михайловское, врываться в Свягогорский монастырь пришлось другим.
А бои в этих местах были жестокие. Под знаменитым дубом в Тригорском, под тем самым дубом, при виде которого губы невольно шепчут: «У лукоморья дуб зеленый…», они сделали блиндаж. Само Михайловское было превращено в узел обороны, парк перерыт ходами сообщения, в доме Пушкина была огневая позиция артиллеристов. Колокольня в Святогорском монастыре была взорвана, а могила Пушкина заминирована.
Огонь, дым, пепел да зола, искореженная, оплетенная ржавой колючей проволокой, начиненная минами земля — вот что оставили, отступая, фашисты.
Вместо заповедника — пустыня. Рваная незатянувшаяся рана, боль и мертвая тишина.
Бывший тогда президентом Академии наук Сергей Иванович Вавилов, по старой памяти, через верных друзей разыскал Семена Степановича Гейченко. Он знал его давно как работника Пушкинского дома, как хранителя петергофских дворцов; ценил этого не ведающего покоя ученого.
Стоял апрель 1945 года. Война подходила к Берлину во всей своей нарастающей силе и беспощадности. Земля оживала. Ее оживлял обретающий свое истинное призвание человек.
В это время на случайных попутных машинах, с вещмешком за плечами, по разъезженной, перевороченной железным тараном войны дороге, и приехал в Пушкинские Горы Семен Степанович Гейченко. Приехал, чтобы остаться здесь навсегда.
Надо было расчистить, разгрести эту опоганенную войной землю и на пепле восстановить всё так, как было при Пушкине.
Он отлично понимал, что восстанавливать гораздо трудней, чем строить заново. Но для него слово было делом.
— Ну что ж, милый, начнем… — сказал он не то себе, не то первому скворцу, которого увидел в чудом сохранившейся скворечне на полуобгорелой, иссеченной осколками березе, одиноко стоящей у развалин фундамента домика няни. — Тебе-то легче, у тебя есть скворечник, а у меня ничего нет. Ну, хоть ты пой, — всё-таки веселее…
За скворцами прилетели утки, цапли. Два аиста облюбовали старую ганнибаловскую липу со сбитой снарядом верхушкой и начали вить гнездо. Запела серебряную песню иволга.
Трава пошла в рост. Посеченные осколками березки чудом пускали новые побеги. На треть подпиленная могучая сосна, на которой был наблюдательный пункт и которую фашисты не успели срезать, заплывала смолой и оживала. Из-под векового дуба в Тригорском по бревнышку был вытащен весь блиндаж, а пустое пространство было забито землей и навозом. И дуб стал охорашиваться…
Могила Александра Сергеевича от взрыва оползла, и каменный склеп пришлось перекладывать заново и укреплять.
Всё было растащено, разгромлено, разворовано фашистами. Но директор заповедника и люди, работающие с ним, верили святой верой в то, что всё будет так, как было, и не жалели для этого сил, работая от зари и до зари.
Первым был восстановлен домик няни.
В 1949 году был отстроен дом Пушкина и состоялось торжественное открытие заповедника.
Со всех континентов на это неумирающее торжество поэзии съехались поэты, и их разноязыкие голоса, усиленные репродукторами, звенели в промытой буйной зелени, и к ним прислушивались пестрые праздничные толпы людей и в самом Святогорском, около могилы поэта, и в Михайловском, на широком лугу у входа в усадьбу.
Сейчас в самом Михайловском, в Тригорском, в Святогорском монастыре восстановлено всё. Летом 1977 года открыли Петровское — и всё стало как при Пушкине. Важна даже не точность реставрации, важно то, что восстановлен сам дух природы, которая когда-то очаровала Пушкина. «Ель- шатер» рухнула, посеченная во время войны пулями и осколками, липы на аллее Керн подозрительно скрипят во время ветра, а иногда и падают замертво — что поделаешь, деревья тоже старятся, — но вместо них растет новая поросль. На месте трех сосен поднимается вершинами другое «племя, младое, незнакомое». Но оно по духу своему похоже на то, которое видел сам Пушкин.
Оно от одних и тех же корней, из одних и тех же семян. Четверть века отдал Семен Степанович Пушкинскому заповеднику. Хозяйство у него беспокойное, и, конечно, всё, что он делал и делает, он делает не один, он умеет заражать своим беспокойством окружающих.
Число паломников Пушкинского заповедника давно перевалило за миллион. Сюда едут и идут со всей страны, со всего света.
Здесь ведется громадная воспитательная и научная работа.
Здесь всегда гостят ученые, поэты, писатели, художники, музыканты, студенты.
Здесь идет приобщение народа к духу творчества.
Прекрасное очень тяжело создавать.
Но ради этого стоит жить!»